Глаза VIII. НЕПРИЯТНЫЕ СЛУЧАИ. (Из прошлого)

Неприятные случаи

Cделавшись охотником с двенадцати лет, я имею за своими плечами сорокалетний стаж. За этот длительный период времени мне случалось охотиться в самых разнообразных уголках нашей великой страны - и в тугаях Сырдарьи, и в арчевых лесах Ферганы, и в сосновых борах Владимира, и в чиевниках Центрального Казахстана. Но больше всего мои охотничьи приключения связаны с Кавказом, где я родился и провел большую часть жизни...

Во время многочисленных охот у меня было много удачных выстрелов, много раз я возвращался с обильной добычей, но почему-то особенно памятны мне не удачи, а те невзгоды, которые приходилось переживать на охотах, те случаи, когда редкая, желанная дичь «уходила» из рук.

Я был школьником лег 14-15. Охотясь уже два-три года под Владикавказом, я насчитывал в качестве трофеев своих охот вальдшнепов, дупелей, перепелов, бекасов, различных голубей, мелких куличков и прочее. Но мне очень хотелось убить кряковую утку и особенно селезня. Мне казалось, что настоящая дичь, дичь в полном смысле слова «охотничья»,- это только утка.

Под Владикавказом утиных выводков нет, и утки бывают здесь только зимой, на незамерзающих «Шанаевских» родниках. К сожалению, меня на охоту зимой не пускали и убить крякву было недосягаемой мечтой.

Как-то, в конце августа, я со своим охотничьим «воспитателем» В, В. поехал на охоту за куропатками в район Кабардинского селении Бороково, находящегося на Сунженском хребте. ,

Бороково расположено на высоком обрывистом склоне хребта, у впадения речки Акбаш в Терек. На востоке к; селению подходят сггроги хребта, образующие цепь невысоких гор с пологими склонами. Горные овраги и балки поросли терновниками, где и держатся куропатки. К западу от селения - равнина, по которой текут Акбаш и несколько полноводных родников. Эти родники с топким и илистым дном можно перейти только в нескольких местах по каменистым перекатам. Ширина родников -2-3 метра, берега их поросли негустыми кустиками тростников и кугой. Они впадают либо в Акбаш, либо в Терек, Вся низменная равнина, между селением Бороково и линией железной дороги, сильно заболочена. У Борокова большое, заросшее, тростниками озеро. Среди сплошного тростника кое-где просвечиваются плесы чистой воды. Озеро глубоко и охотиться на нем можно лишь с плоскодонных лодочек - каюков, управляемых длинными шестами.

Приехав в Бороково, мы остановились у знакомого охотника-промысловика. Дом его стоял на окраине селения, на крутом обрыве над озером.

У меня уже тогда вполне сформировались наклонности зоолога, я первый же вечер нашего пребывания в Борокове был для меня удачным. Я пошел на экскурсию, чтобы «посмотреть птичек», и у озера, во дворе большой мельницы, бывшей на Акбаше, застрелил пару воробьев альбиносов - самка была чисто белая, самец пестрый.

На следующее утро мы втроем поехали в горы за куропатками. Куропаток было очень мало, у меня не было собаки и, выстрелив за день лишь несколько раз по перепелам, я вернулся вечером в Бороково почти без дичи. Мои спутники убили, как помнится, по паре куропаток.

Малое количество дичи совершенно нарушало наши планы. Продолжать безнадежные поиски малочисленных куропаток не имело никакого смысла. По совету хозяина, говорившего, что по болотам Борокозской равнины он видел много бекасов, на следующее утро мы отправились туда.

Бекасов было порядочно. Я отдалился от В. В., чтобы не мешать ему при стрельбе. Стрелял я, понятно, скверно, но все-таки, в конце концов, «замучил» штук пять долгоносых. Было обеденное время, и так как мы сговорились возвратиться домой часа в два, я, прекратив поиски бекасов, направился в Бороково вдоль берега одного из родников.

Время от времени из осоки, покрывавшей берега родников, вылетали бекасы, которым я салютовал.

Неожиданно с одного из широких плесов родника поднялось семь-восемь кряковых уток! Утки вылетели очень близко, и после моего выстрела один селезень с размаху упал в родник, подняв фонтан брызг. Я бросился со всех ног к утке. Селезень плавал по середине родника, опустив голову в воду, и был, повидимому, убит наповал. Я попробовал достать селезня, сойдя в воду, но сейчас же погрузился в тину выше колена и с трудом вытащил из топкого илистого дна ногу. Ни рукой, ни ружьем селезня с берега достать нельзя было. Заметив невдалеке гривку высоких тростников и положив у родника, где плавал убитый селезень, носовой платок, чтобы не потерять места, я пошел к тростникам, рассчитывая, срезав длинный стебель, подтянуть им селезня к берегу. Когда я выбирал тростинку подлиннее, то услышал в воздухе свист крыльев. Это утки, сделав большой круг, возвращались на место своей кормежки. Присев в тростники и выждав момент, когда утки пролетали надо мной, я выстрелил по ним дуплетом. После выстрелов от стайки отделилась одна из уток и, отлетев от меня по косой линии шагов на триста, упала в траву болота.

Конечно, я сейчас же побежал за ней. Оказалось, что утка упала за небольшим родником. С трудом перебравшись через родник, я потерял ориентировку и не мог точно определить места, куда упала утка. Проискав ее безрезультатно около получаса, скрепя сердце, я оставил поиски и пошел, чтобы взять убитого раньше селезня. Но, увы! Когда я, срезав по дороге длинный стебель, подошел к роднику, где лежал мой платок, селезня в роднике не было! Я побежал вниз по роднику, думая, что моего селезня отнесло течением. Но все было безнадежно. Селезень исчез! Разочарование было так сильно и мое горе было так велико, что я, бросив ружье в траву, сел на кочку и горько заплакал.

Летящие утки

Года через два после трагедии с моими первыми убитыми утками, мы опять приехали на охоту в Бороково, но теперь уже в самом конце февраля на весенний утиный пролет.

За два года утекло много воды, я много охотился, и теперь утки не были для меня недостижимым идеалом, - я добывал их неоднократно-

Приехав в Бороково снова днем, мы с В. В. до вечера успели пройти по родникам и убили по паре уток. На следующий день, встав очень рано, я, до выхода на очередной рейс по родникам, решил сходить на озеро, в надежде подстрелить для своей коллекции бывавших на нем зимою и весною чомг (больших поганок).

Спустившись к озеру, я пошел по плотной дамбе, насыпанной вокруг него над самым берегом. Был морозный, пасмурный, ветряный день. Озеро у берегов было покрыто довольно толстым слоем льда. В сере-лине озера, в камышах, на чистой воде изредка покрякивали утки, слышался тихий гогот кормящихся гусей. У берегов ничего не было. Одна стайка чирят слетела, не подпустив меня на выстрел...

В одном месте дамба, шедшая по берегу, раздваивалась, и узкая дорожка из плотного ила вела от нее в чащу тростников. Она была проложена для кошения стеблей тростников, идущих на крыши. Я пошел по этой дорожке. Впереди от меня показались окруженные камышами зеркальца чистой воды. Не подпустив меня всего шагов на 30-35, с воды слетел гусь. Я выстрелил, и птица упала в тростники. От звука выстрела, сбоку от меня, из тростников поднялись еще три гуся. Я выстрелил по ним из левого ствола, и еще один гусь упал недалеко от первого. Такой редкой добычи я не ожидал. Возник вопрос, как достать гусей из тростников. Осторожно я спустился на лед озера и, пробуя его крепость при каждом шаге, пошел к гусям. Вначале все шло благополучно. Лед выдерживал мою тяжесть, и до гусей оставалось не более 15-20 шагов. Вдруг лед проломился, и я сразу же очутился в холодной воде выше пояса. Трудность положения усугублялась еще тем обстоятельством, что когда я пробовал вылезать на лед, он подламывался подо мной все снова и снова. Пробарахтавшись в ледяной воде минут пять и промокнув до нитки, я, наконец, выполз, пользуясь руками и ружьем, сперва на более крепкий лед, а затем и на тропинку. Сняв сапоги и вылив из них воду, я бегом отправился домой. Когда я прибежал туда, сапоги и вся моя одежда покрылась ледяной коркой. О продолжении охоты не могло быть и речи.

Я залез на лежанку русской печи и, напившись горячего калмыцкого чаю, пролежал под овчинным полушубком целый день, пока не высохли мои вещи.

Вечером мы уехали домой. Ледяная ванна для меня тогда никаких последствий не имела - у меня не было даже насморка.

Будучи в последнем классе средней школы, я на зимние каникулы поехал на охоту в Дагестан, в город Махач-Кала, к моему другу П. И., работавшему там препаратором.

В Махач-Кала я собирался пробыть дней пять и поохотиться на самую разнообразную дичь, отсутствующую под Владикавказом. Осенние, зимние и ранневесенние охоты под Махач-Кала бывают очень добычливыми. Во время этих охот охотники стреляют из так называемых «ямок». Ямки - глубокие ямы и канавы, вырытые специально в целях охоты в песчаном грунте поперек узкой долины, километра полтора-два шириной, находящейся между берегом Каспийского моря и хребтом Тарку-тау, крайние обрывистые склоны которого круто обрываются в направлении к морю. По этой долине во время осеннего и весеннего пролета, а также вечерних и утренних перелетов на кормежки, летят самые разнообразные птицы - дрофы, гуси, утки, стрепеты, кроншнепы. Успех охоты зависит от направления ветра: если ветер благоприятен («моряна») - дичь летит стая за стаей, если ветер дует в ином направлении («верховый»), то можно просидеть в ямке целый день и не выстрелить ни разу.

Мои каникулы совпали с верховым ветром, и мой друг махачкалинский старожил, один из наиболее «знаменитых» дагестанских охотников и стрелков, категорически возражал против бесцельной охоты ие ямок.

Походив первые два дня по берегу моря и убив всего лишь несколько чаек и черношейных поганок, плававших в полосе прибоя, мы поехали на охоту за фазанами на станцию Буйнак.

Буйнак - большой дагестанский аул, красиво расположенный на склонах гор, покрытых лесом и кустарниками, километрах в 10-12 от железной дороги и моря. Минареты и мечети аула видны со станции-того же названия.

У П. И. была хорошо натасканная по фазанам собака - желто-пегий пойнтер Зорька, у меня - очень породистый, но совсем неопытный пес - кофейно-пегий пойнтер Эль.

Фазаны у Буйнака держатся по опушкам густых лесов и по непролазным зарослям колючего держидерева. Охота по фазанам здесь неимоверно трудна, так как собакам очень трудно выгонять бегущих птиц из чащи колючек и густого леса. Фазанов к тому же было мало. В первый день нашей охоты П. И. убил пару петухов, я только одну фазанку и зайца. На следующий день мы могли охотиться только утром, чтобы днем с поездом вернуться в город.

Фазан

Выйдя на охоту, мы пошли по холмам в направлении к станции Эль, забежав далеко вперед от меня, разогнал вне моих выстрелов табунок горных курочек. Курочки полетели на П. И., и он убил одну из них. Перед одним особенно густым кустом держидерева Эль заискал, и из куста с криком и треском крыльев «ракетой» вылетел петух-фазан. Поймав птицу на мушку, я выстрелил и петух, убитый наповал, свалился в кусты и... повис, застряв на ветвях держидерева метрах в 2-3 над землей. Эль хорошо подавал убитых птиц и побежал, чтобы принести петуха. Оказалось, что это не так просто! Пробравшись ползком под куст, на котором висел фазан, пес никоим образом не только не взять птицу, но даже и встать на ноги. Я пытался прийти на помощь собаке, но и для меня это оказалось совершенно невозможным делом. Гибкие ветки держидерева, покрытые кривыми шипами, имеют своеобразную особенность ложиться по длине побега на рукава, брюки и спину человека, входящего в соприкосновение с ними... При этом кривые колючки впиваются в материю и держатся в ней так крепко, что их нужно или по одной отцеплять от материи руками, или, продираясь через куст, с силой вырывать шипы вместе с клочьями одежды. Походив около лежащего от меня в десяти шагах петуха и изорвав свой костюм, я начал взывать отчаянным голосом к П. И., приглашая его на помощь. Товарищ подошел. Обе собаки Эль и Зорька снова добрались «под петуха», но никакого успеха не достигли. У П. И. был нож, мы пытались прорезать им проход к петуху, но это оказалось таким же негодным предприятием - проклятых веток было так много и все они были такие колючие, что мы, провозившись с ними, двинулись к фазану всего лишь на какой-нибудь метр, в пав себе лицо и руки и изорвав не только костюмы, но П. И., видя мое горе, и как охотник вполне понимая и при всем своем желании помочь гостю, был бессилен. Я с горечью уяснил себе всю бесцельность наших стараний меткость данного держидереву названия, предложил товарищу, не теряя времени, идти на станцию.

Так, убив своего первого в жизни петуха-фазана, я смог только издали полюбоваться на него.