Мы охотились за лисицами к западу от Дзауджикау на «Чернореченских верхах».
Характер ландшафта здесь такой же, как и по склонам горы Ил на восток от города. Невысокий хребет Лесистых гор, начинающийся Лысой горой, образован рядом вершин, связанных между собой и понижающихся к широкому ущелью, образованному рекой Гизельдон, в 8 километрах от Дзауджикау. Лысая гора отделена от остальных гор хребта небольшой, часто пересыхающей Черной речкой, начинающейся с горы Фет-Хуса, одной из вершин Пастбищного хребта.
Горы и широкое плато предгорий, переходящее на плоскость, покрыты лесом и кустарниковыми зарослями. Всюду масса балок и оврагов-вверху узких и глубоких, но расширяющихся и делающихся более пологими в направлении к равнине...
Заложив первый гай в кустах орешника на Черной речке, называющихся «Ореховым кустом», наша охотничья группа поднималась по склону к глубоким балкам Лесистого хребта.
Зима в этом году была снежной и морозной. Снегопадов в последние дни не было, а выпавший дней десять назад глубокий снег слежался и образовал хрустевший под ногами наст. Наст был так плотен, что звери, проходя по нему, почти не оставляли следов...
Руководитель охоты поставил меня несколько в стороне от остальной пересады, вблизи от дороги, проложенной параллельно склону глубокой балки, отделявшей понижающееся плато от лесного массива хребта. Я остался под старым деревом дикой яблони, ветви которой были покрыты толстым слоем инея. По обеим сторонам дерева шли вниз сходящиеся под острым углом на дороге две балки, густо заросшие кустарником.
Место было хорошее. Если зверь, лежащий сейчас на дневке, где-нибудь ниже меня на склонах пригреваемых лучами холодного зимнего солнца, двинется в горы, наиболее удобным переходом для него в «большой лес» будут вот эти сходящиеся здесь устья балок.
Осмотревшись вокруг и наметив место, откуда можно стрелять зверя, я заложил патроны с залитой картечью и, поставив свою скамеечку вплотную к стволу яблони, стал ждать. На дикую грушу, стоящую у дороги, прилетели пять деряб, принявшихся выклевывать белые, липкие ягоды омелы из ее круглых кустов, растущих на груше. При прыжках птиц с ветки на ветку на снег сыпался иней.
На яблоню, под которой я сидел, опустилась стайка долгохвостых синичек. Птички, посвистывая и перекликаясь друг с другом тихим чириканьем, начали обследовать покрытые инеем ветви. Густой и сплошной иней мешал им добывать корм. Синички были голодные, их перышки были распущены и головки втянуты в шеи. «Голод не свой брат», и птички, не обращая никакого внимания на меня, копошились над моей головой, время от времени осыпая меня инеем. Кавказские долгохвостые синицы - одни из самых маленьких наших птиц. Они обитают во всех лесных районах Кавказа, начиная от Прикаспийских лесов поймы Самура в Дагестане и кончая широколиственными лесами Туапсе и Сочи у Черного моря. По красоте своего оперения, уступая несколько своим очень близким родственникам, обыкновенным долгохвостым синицам, населяющим леса северных и центральных областей Европейской части нашего Союза, кавказские аполлоновки (как иногда их называют) очень миловидны. Коричневато-черные спинки птички и их розовато-глинистые грудки очень украшают зимние ветви деревьев горных лесов. После вывода, птенцов, которых у аполлоновок бывает до 10-12, выводки, не разбиваясь, держатся дружными стайками вплоть до начала весны и только тогда расходятся на пары. Миниатюрность длинные ступенчатые хвостики, миловидность и доверчивый характер этих птичек делает их одними из самых привлекательных представителей большого семейства синиц. К сожалению, все мои попытки приучить аполлоновок к жизни в клетках всегда кончались неудачей. Видимо, тот кормовой режим, который я мог предоставить птицам, был непригоден для них. Переставая дичиться человека с первых часов своего пребывания в неволе, как будто бы охотно питаясь муравьиными яйцами и мучными червями, очень скоро синички начинали хиреть, хохлиться, слабели и погибали в течение 2-3 недель.
Наблюдая за синичками, вглядываясь в дроздов, я даже забыл о должном с минуты на минуту начаться гае. 15-20 минут ожидания прошли совершенно незаметно.
Кавказская долгохвостая синица
От Черной речки начали раздаваться крики товарищей, начавших гай. Я взвел курки и приготовился к встрече добычи. Долго, кроме криков гайщиков, ничего не было слышно. На пересаде никто не стрелял. Томительное ожидание притупляет нервы. В начале гая чувствуешь себя очень напряженно, понемногу напряжение проходит, делаешься все более и более спокойным, и начинает казаться, что гайщики кричат впустую, что в гае ничего нет.
Прошло еще несколько минут. Чутко прислушиваясь к звукам и шорохам леса, я сквозь шелест падающего инея, сбрасываемого дроздами, начинаю слышать хруст ломающего наста в балке ниже меня. Хруст, вначале едва слышный, становится явственным. Какой-то зверь идет по балке. Напрягаю слух. Странно! Хруст ясно слышен из обеих балок справа и слева от меня. Но звуки разные. Первые шаги более решительны, зверь идет по глубокому снегу, почти все время проваливая его; шаги слева осторожны, они доносятся до меня как слабый шорох и лишь изредка, очевидно, когда зверь оступается, ломая корку снега, слышен хруст.
Напряжение вновь овладевает мной. Руки сжимают ружье, приклад которого уже плотно прижат к плечу.
Справа, у самого верхнего склона балки показывается серо-коричневая фигура волка. Зверь бежит медленно, приостанавливаясь на мгновения, чтобы послушать крики гайщиков. Когда волк пробегает ближе всего, стреляю, целясь ему под лопатку. Зверь с размаху суется мордой в снег и замирает.
Полностью сосредоточив внимание на волке, я забыл про шорохи в балке слева от меня. После выстрела раздается уже не шорох, а громкий хруст ломающегося наста. Быстро обернувшись, я увидел лисицу, несущуюся большими скачками вверх по балке. Ловлю зверя на стволы, и в момент, когда лисица должна скрыться за вершиной балки, спускаю курок правого ствола. Лиса опрокидывается на спину, медленно катится по склону вниз и, натолкнувшись на куст, останавливается. Оба мои выстрела были сделаны так быстро один за другим, что получилось впечатление настоящего дуплета.
Гайщики, утомленные подъемом в гору и безрезультатностью гая, почти перестали кричать, но после моих выстрелов снова кричат громко и весело.
На пересаде раздается еще один выстрел. Я ничего уже не жду и иду осматривать зверей. С трудом, взяв волка за заднюю лапу, выволакиваю его на дорогу, куда переношу и лису.
Скоро на пригорке показывается один из охотников - Игнат. Кричу ему, что можно перестать кричать. Игнат идет ко мне, спрашивая, в кого я стрелял. С плохо скрываемым торжеством, молча, показываю ему рукой на убитых зверей. Конечно, такого результата дуплета он не ожидал. Начинаем звать товарищей. Подходят остальные и поздравляют меня.
Сняв шкуры с моих зверей, идем в направлении к Гизельдону, где закладываем еще один гай, оказавшийся пустым. Зверя сегодня мало. Причина, видимо, глубокий снег и хрустящий наст, заставляющий зверей перебраться дальше в лес. Большинство из нас проходило целый день без выстрела. Лазать по крутым склонам балок, по глубокому снегу и крепкому насту тяжело и утомительно. Все устали, надежд на удачную охоту ни у кого уже нет. Решаем идти к дому.
Дорогой является мысль подняться снова немного к хребту и посидеть «на засидках». Погода и время для такой охоты самые подходящие. Ветра нет, в лесу тихо. Все покрыто снегом, в темноте ясно будут видны фигуры идущих зверей. Луна близка к полнолунию и восходит до наступления ночи.
«На засидках» остаются не все охотники. Нагрузив уходящих домой товарищей тяжелыми зайцами и снятыми шкурами, налегке направляемся по руслу Черной речки снова вверх к лесу.
Первыми, облюбовав места, остаются Жора и Игнат; они устраиваются в устьях двух узких и крутых балок, спускающихся к речке. Данило Тимофеевич и я идем дальше. Я бывал на «засидках» здесь раньше, знаю выходы зверя и хочу посидеть у так называемой «богатырской могилы» (название большого естественного бугра, находящегося вблизи Лысой горы, напоминающего своими очертаниями могилу). Мое место - стык двух широких и пологих балок, поросших редкими кустами орешника. Данило Тимофеевич уходит в сторону от меня и садится на склоне узкой балочки среди довольно густого леса.
Волк
До наступления сумерек недолго.
На востоке появляется диск луны, делающийся более и более ярким. Быстро темнеет. В лесу далеко, далеко от меня несколько раз «проухал» филин. Над речкой пролетела болотная сова, бесшумно взмахивая крыльями.
Слышу осторожные шаги по снегу и замечаю темный силуэт лисицы, остановившейся на небольшой полянке слева от меня. Плавным движением, чтобы как-нибудь не испугать чуткого зверя, поднимаю ружье и нажимаю спуски. Раздается подряд два «чок-чок» - осечки. Лису, как ветром сдуло. Ничего не поделаешь. Перезаряжаю ружье. Через 10-15 минут ожидания опять шорох шагов и по тому месту, где стояла первая лиса, медленным шагом, наклонив голову к земле, полуопустив хвост, идет вторая. Она отчетливо видна на фоне белого снега, освещенного луной. Целюсь, спускаю курки и снова «чок-чок»- лисы не бывало! Я чуть не плачу! Не могу придумать никаких объяснений осечкам.
Продолжаю сидеть и слушать. Из балок, где остались мои товарищи, доносится выстрел. Они счастливее меня - их ружья стреляют!
Начинаю мерзнуть. Скоро надо идти домой. Почти совсем стемнело. Вероятно, уже часов восемь.
Снова выстрелы - дуплет в лесу, где сидит Данило Тимофеевич. Выстрелы товарищей несколько поднимают настроение.
Почти сейчас же вслед за дуплетом слышу легкие прыжки в плоской балочке (теперь уже справа). Шагах в двадцати от меня быстро бежит, третья за сегодняшние засидки, лисица, испуганная выстрелами. Зверь из-за тени, падающей от обрыва балки, виден плохо - стреляю. К счастью ружье стреляет! Лиса падает и остается лежать неподвижно. Подхожу и поднимаю добычу. Эта лиса могла бы быть третьей.
Минут через десять «гопает» Данило Тимофеевич. Отзываюсь ему. Из сумрака появляется фигура старика, волочащего что-то по снегу. Иду навстречу и, к своему удивлению, различаю в темноте пару больших диких котов.
Замечательно! Второй удачный дуплет за сегодня.
Данило Тимофеевич рассказывает, что у места, где он сидел, еще в ранние сумерки прошла лиса. Зверь шел от него за кустами, были только слышны шаги, но разглядеть лисицу он не смог. Долгое время ничего не было, и он уже собрался кричать мне об окончании охоты, как услышал на тропинке в лесу какую-то возню. Через несколько минут на верху склона балки показались сразу две фигуры котов, бежавших почти рядом и игравших друг с другом. Пропустив зверей несколько вперед от себя, Данило Тимофеевич первым выстрелом убил переднего, а другим - второго, повернувшего после гибели товарища обратно в лес.
Старик был оживлен и успел несколько раз повторить мне свой рассказ, прежде чем подошли товарищи.
У них дело обстояло хуже. За весь вечер прошла одна лиса, но до нее было, принимая во внимание условия стрельбы ночью, довольно далеко, и Игнат ее пропуделял. Выстрелить второй раз он не успел...
Начался слабый ветерок. Мороз делается более ощутительным. Ночью сдирать шкуры с убитых зверей неудобно, и мы несем их домой «в мясе». (Кстати, жир диких котов прекрасное смазочное средство для охотничьих сапог. Дикие же коты зимой всегда очень жирны. Еще бы! Мышей в лесу хватает.)