Бабура. (На Темиргоевских озерах)

В начале лета мы стреляли птиц в Дагестане у Темиргоевских озер. Как и обычно, я был вдвоем со своим постоянным спутником по охоте и зоологическим экскурсиям, препаратором П. И. Жуковым.

Темиргоевские озера, находящиеся неподалеку от железнодорожной станции Темиргое, расположены между нижним течением реки Сулака и берегом Каспийского моря, на широкой низине, еще недавно бывшей дном отступившего Каспия.

Эта низина - плоская глинистая полынная степь. Местами степь покрыта лишенными всякой растительности солонцами, местами среди ее ровной поверхности невысокие песчаные бугры-барханы, местами кустики низких гребенчуков. По всей степи разбросаны многочисленные озера, озерца, ерики, канавы и небольшие нетопкие болота. Эти водоемы заросли тростником, камышом, осокой, кугой, рогозом и другими водолюбивыми растениями. Часто заросли тянутся на десятки километров, образуя непролазные дебри, подходящие вплотную к рукавам Сулака и окружая заболоченные берега Каспия.

Темиргоевские озера - одно из самых богатейших на всем побережье западного берега Каспийского моря гнездилище разнообразнейших птиц.

Трудно представить себе все видовое богатство их орнитофауны, населяющей очень ограниченную территорию. Утки - редкие савки, пеганки, красные, широконоски, серые, чирки-трескунки, белоглазые и красноносые нырки и другие во множестве обитают здесь. Только здесь были найдены нами исключительно редко гнездящиеся на Кавказе типичные «туркестанцы» - мраморные, или узконосые, чирки, характерные одинаковой окраской селезней и уток. Разнообразнейшие чайки - огромные черноголовые хохотуны, серебристые хохотуньи, нарядные малые чайки, всюду обычные речные и нежно-розовые морские голубки вместе с черноносыми, малыми, белощекими, речными, белокрылыми и черными крачками носятся над поверхностью озер, вылавливая мелких рыбешек или, низко пролетая над степью, подхватывают поднимающихся из травы кобылок. На чистых плесах водоемов плавают стаи малых и обыкновенных бакланов, лысух и камышниц; в непролазных крепях камышей строят гнезда колпики, каравайки. белые, малые, рыжие, желтые и серые цапли; по вечерам здесь слышатся пронзительные крики черношейных, серощеких и больших поганок, ухают большие выпи и хрипло кричат волчки (малые выпи). В наиболее неприступных дебрях тростников находятся гнездовые колонии кудрявых и розовых пеликанов (называемых у нас на Кавказе бабурами). Изредка встречаются пары серых гусей и редкие на Кавказе лебеди-шипуны. По песчаным отмелям и берегам озер и озерков держатся всевозможные кулики: травники, шилоклювки, веретенники, ходулочники, морские зуйки и перевозчики. На влажных, лишенных растительности, солонцах гнездятся колонии степных и луговых тиркушек, с утра до вечера ловящих над степью и камышами зеленых шпанских мушек, стрекоз и других насекомых. В густой осоке живут чибисы. В высоких тростниках обитают усатые синицы, болотные и дроздовидные камышевки, черноголовые и желтые плиски, тростниковые и толстоклювые овсянки; с сухих участков степи доносятся несмолкающие трели больших степных и полевых жаворонков, просянок, садовых и черноголовых овсянок и дикие голоса авдоток. Сюда за добычей прилетают гнездящиеся здесь, в камышах или в присулакских лесах, черные аисты, орланы белохвосты, скопы, балобаны, черные коршуны, степные и обыкновенные пустельги, кобчики, рыжие сарычи, болотные, степные и полевые луни. Над озерами и степью летают золотистые щурки, береговые, городские и деревенские ласточки и с визгом проносятся стрижи... Настоящее птичье царство!

Охота на Темиргоевских озерах была хорошо организована. Махачкалинский союз охотников имел там специальный охотничий домик с постоянно живущим в нем сторожем, наблюдавшим за соблюдением охотничьих правил. От станции Темиргое до домика - километров шесть-семь. Пройдя это расстояние за какие-нибудь полтора часа, мы, посидев в домике и разобрав наше снаряжение, отправились на вечерний перелет к одному из озер. Петя Жуков, много раз бывавший здесь и раньше, оставив меня на песчаной косе, вдающейся в мелкие, открытые озера, поросшие отдельными гривками тростников, отправился куда-то в сторону.

Каравайка

Устроившись поудобнее, я начал ждать пролета птиц. (Нас интересовала не только «дичь», а птицы «вообще».) Ждать пришлось недолго. То с одной, то с другой стороны налетали крачки, чайки, проносились различные утки. Стрелять птиц, летящих медленным полетом, близко от косы было не сложно и не трудно. Вскоре около меня лежало уже несколько чаек, пара черноносых крачек, колпик, несколько уток и среди них узконосый чирок. Единственно, кого я никак не мог убить, хотя мне этого и очень хотелось, была черноголовая хохотунья. Эти крупные, осторожные чайки несколько раз налетали 'на меня, но всегда очень высоко; они делали надо мной большой круг, а затем улетали вдаль.

Из камышей, куда ушел Петя, я слышал оживленную стрельбу. Рассчитав, что птиц убито достаточно, что я едва ли успею снять с них шкурки до завтрашнего полдня и что если стрелять еще, завтра я не смогу пойти на охоту (вечером мы собирались уезжать), я прекратил стрельбу и только любовался пролетающими стаями птиц да отгонял бесчисленных комаров.

Черноголовый хохотун

Начало вечереть. Скоро пришел и Петя. Среди его добычи был и черноголовый хохотун и маленькая белая цапля - чепура-нужда. Собрав птиц, мы двинулись к охотничьему домику.

Я знал, что Петя превосходный стрелок, но только в этот вечер у Темиргоевских озер, идя с ним по степи, я полностью оценил его искусство и замечательный бой его ружья.

Почти совсем стемнело. Над нами в темной синеве неба, с кое-где загорающимися звездами, время от времени пролетают вереницы серебристых хохотуний, летящих на ночлег к морю. Но вот с неба раздается громкий «хохот» стаи черноголовых хохотунов. Высоко, высоко над нами, расплываясь в ночном сумраке, почти невидимые, плывут серебристые силуэты птиц.

Тиркушка

До них так далеко и чаек так смутно видно, что я даже не поднимаю своей двадцатки. Петя дывает ружье - дуплет, - и из ночного сумерка гулко ударяясь о плотный солонец, один за другим падает пара хохотунов... Через некоторое время, когда стемнело еще сильнее, опять над нами крики хохотунов, опять дуплет Пети и опять пара хохотунов падает в степь. Все следующее утро пришлось посвятить предварительному препарированию наших птиц, и только около часа дня я был освобожден от этого, довольно скучного занятия Петей. Петя остался работать в домике (птиц оказалось слишком много, чтобы их можно было успеть снять до обеда), а я перед отъездом домой пошел побродить по камышам и озерам в надежде добыть что-либо новое. для своей коллекции. Особенно мне хотелось убить каравайку и тиркушек.

Бабура

Невдалеке от домика я набрел на длинный лог, в котором весной долго оставалась после таяния снега вода. (В нем и теперь кое-где встречались солоноватые лужицы.) Лог был покрыт низкорослой полынью, редкими кустиками солянок, стебельками каких-то злаков и немногочисленными осоками. На этом логу находилась гнездовая колония тиркушек, гнездившихся тут в количестве не менее 80-100 пар. У большинства птиц молодые поднялись уже на крылья, у некоторых птенцы только начинали порхать, и я нашел даже одно гнездо с тремя яйцами. Гнезда тиркушек (мне удалось разыскать штук десять - двенадцать по скорлупкам яиц, валявшихся подле них) - неглубокие, ничем не выложенные внутри, ямки. Все взрослые тиркушки колонии, при моем приближении к логу вылетели ко мне навстречу и с неумолкаемыми тревожными «крр-трр» носились над головой, падали передо мной на землю и, взмахивая одним крылом, «подражая» раненой птице, ковыляя, ложились на землю. Над колонией пролетел камышовый лунь. Тотчас несколько тиркушек устремилось в воздух наперерез хищнику и прогнало его, долго преследуя затем своими криками и нападениями.

Выстрелив два раза и убив двух нужных мне птиц, а оставил колонию в покое.

В этот день мне везло. Бродя по неглубокой и теплой воде одного из заросших тростником и кугой озера, я вспугнул одну за другой двух кормящихся там караваек, которых и застрелил. Одна из караваек оказалась старым самцом, другая - молодой птицей. Все мои планы были выполнены.

Возвращаясь к домику, я шел вдоль берега широкого ерика, заросшего высоким, метра в два, густым тростником, всматриваясь в горизонт. Далеко за ериком я заметил кудрявую бабуру, летевшую над степью, метрах в 20-25 над землей, прямо ко мне. Переложив в стволы ружья заряды картечи, я сел, спрятавшись в высоком тростнике.

Бабура все приближалась и приближалась, не изменяя линии своего полета. Я различаю уже огромный розово-желтый мешок под клювом птицы, вижу ее голову, положенную при полете на согнутую шею, ее черные большие маховые. Слышится шум от взмаха гигантских крыльев, и вот бабура уже передо мной. Быстро вскакиваю и, когда птица летит прямо над головой, стреляю, как будто бы верно прицелившись. Бабура немного берет вверх, но продолжает лететь, не изменяя направления. Стреляю из левого ствола уже вдогонку птице. Бабура, улетая от меня, кажется все меньше и меньше и, наконец, скрывается за высокими тростниками.

Несмотря на то, что выстрелы по этой бабуре были сделаны лет двадцать назад, я до сих пор не вполне ясно представляю себе, как я, вполне приличный стрелок, мог пропуделять по такой огромной цели на расстоянии тридцати-сорока шагов. Единственное объяснение моего промаха - чрезвычайно быстрый полет громадной птицы, кажущийся из-за ее величины медленным.